ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Sept. 12, 2025

Любые подобные аналогии крайне вредны и опасны. Нежелателен также механический перенос в наше время терминов и понятий, относящихся к минувшим эпохам, поскольку мир изменился радикально. Обращение к опыту холодной войны особенно проблематично. Речь идет обычно о ее позднем периоде, наступившем после Карибского кризиса и установления ракетно-ядерного баланса СССР и США. Это был мир, максимально непохожий на нынешний.

Прежде всего сейчас речь уже не идет о противостоянии двух полюсов силы и двух систем. Современный мир гораздо сложнее. В нем три сверхдержавы – США, Китай и Россия и множество влиятельных игроков с самостоятельной внешней политикой, претензиями на роль в глобальном управлении, со значительным силовым и промышленным потенциалом, но при этом не входящих в их системы альянсов. Это Индия, Пакистан, Турция, Иран, Бразилия. В дальнейшем этот список может существенно расшириться.

В период поздней холодной войны ядерным оружием обладала пятерка постоянных членов Совбеза ООН и Израиль (шесть ядерных бомб ЮАР были, по сути, экспериментальными). При этом на СССР и США приходилось 99% всех мировых ядерных арсеналов, что делало прочих участников ядерного клуба не слишком значимыми для общего баланса. Сейчас в мире девять государств имеют серийное и готовое к применению ядерное оружие. При этом Китай в ближайшие годы обретет статус третьей ядерной сверхдержавы, сравнимой с Соединенными Штатами и Россией. КНДР и Индия находятся на пути к развертыванию полноценных межконтинентальных баллистических ракет, способных поражать цели в любой точке планеты.

В мире «большой ядерной тройки» и нескольких менее крупных, но растущих игроков многие подходы холодной войны к сдерживанию, ядерной стратегии, контролю над вооружениями теряют силу. Ситуация может дополнительно осложниться, если к ядерному клубу присоединятся Япония и Южная Корея (в обеих странах идут дискуссии по этому поводу).

Радикально отличается внутренняя ситуация в ведущих странах. За 1960–1980-е крупные государства Запада пережили серию экономических и внутриполитических кризисов, происходивших в разное время и бывших относительно краткими. СССР за тот же период перешел от относительно быстрого роста к застою, а затем – к медленному упадку. Ни одна из сторон не имела эффективных инструментов влияния на внутреннюю политику другой.

Сейчас США и Европа переживают многолетние периоды внутриполитической турбулентности. Удар по правящим элитам нанес еще финансовый кризис 2008–2010 годов. Затем ситуацию усугубили миграционные кризисы середины 2010-х и ковид. На протяжении полутора десятилетий традиционный истеблишмент неуклонно сдает позиции, общественная жизнь радикализируется, снижается доверие к выборам. Усиливается влияние внесистемных политиков – вплоть до прихода к власти одного из них в главной стране Запада.

Россия на фоне СВО переживает собственную тяжелую перестройку политической и экономической модели. И даже Китай сталкивается с падением темпов роста, новыми волнами чисток госаппарата и поисками новых драйверов экономического развития.

Кризисные явления в политике и экономике наблюдаются повсеместно. Сталкиваясь с внутренними вызовами, многие страны становятся на путь идеологизации внешнеполитического курса. Знаменосцем этой тенденции стали США с их попытками повлиять на выборы в Евросоюзе, добившись победы местных правых, санкциями против Бразилии в ответ на судебное преследование экс-президента Болсонару и против ЮАР в ответ на притеснение белых фермеров.

При этом Россия продолжает вызывать симпатии европейских правых. В итоге конфликт с Россией используется как предлог для их силового подавления, вплоть до отмены результатов выборов (Румыния).

При такой внутриполитической поляризации аппетит к риску в конфликтах типа украинского будет неизмеримо выше, чем на позднем этапе холодной войны. Сейчас тяжелое внешнеполитическое поражение чревато потерей власти, а противостояние внешнему врагу, напротив, служит инструментом для «сплочения вокруг флага» и способом на время сгладить внутренние противоречия. Показательно, что самый воинственный лидер современного ЕС – президент Франции Эммануэль Макрон с его рейтингом поддержки в 24%, тяжелым кризисом государственных финансов и затяжной стагнацией экономики.

И Россия, и Европа проецировали украинский конфликт на свою внутреннюю политику и опасались катастрофической внутренней дестабилизации в случае тотального поражения. С обеих сторон это не только не скрывалось, но и подчеркивалось.

Каждая из сторон украинского конфликта, проявляя высочайшую готовность к риску сама, ожидала при этом от другой стороны сдержанности в духе едва ли не периода Разрядки. Когда эти ожидания не оправдывались, последовали рассуждения об иррациональности, безумии, падении стратегической культуры в стане оппонента и т. д.

Фактически стереотипы холодной войны привели стороны к разыгрыванию все новых раундов игры в «кто первый моргнет» и движению по пути эскалации. Каждая из сторон преследует вполне рациональные, понятные цели, но совершенно слепа в отношении целей и мотивов противника.

В мировой экономике рост протекционизма сочетается с объективной невозможностью замкнуть большинство производственных цепочек на собственной территории даже для самых крупных стран. Например, Россия ценой больших усилий сейчас пытается стать единственной страной в мире, способной самостоятельно производить гражданские самолеты. Но во множестве секторов самодостаточность ей в обозримом будущем не светит хотя бы из-за неспособности производить современную электронную компонентную базу.

В условиях непрерывных экономических войн всякая зависимость превращается в уязвимость, но избавиться от зависимости нельзя. Зависимостью в экономической и технологической сферах можно только управлять, минимизируя риски. И это становится одним из главных направлений внешнеполитической деятельности.

Несмотря на повсеместные шаги по усилению контроля над интернетом, никуда не уходит и глобальное информационное пространство, где мгновенно перемещаются образы и идеи. Глобализация приобретает новые формы, но уровень ее по-прежнему выше, чем когда-либо. Крупные события на другом конце мира могут почти немедленно отразиться на внутренней ситуации: китайские власти всерьез опасались в 2011 году, что на страну перекинутся беспорядки «арабской весны».

Накопившиеся к началу СВО изменения практически во всех сферах жизни общества уже требовали выработки новых подходов и методов для анализа международной политики. Необходимы новые критерии для оценки экономической, промышленной и военной мощи государств, новые подходы к промышленной политике, новая теория ядерного сдерживания, новая система контроля над вооружениями и новые методы экономического прогнозирования, способные работать в условиях глобальной неопределенности и отсутствия правил. Попытки искать готовые решения в истории (своей или зарубежной) крайне вредны: готовых ответов на текущие вопросы в прошлом нет.